Дима, попав под власть госпожи Ирины, становится её “псом”. В ошейнике, на коленях, он лижет её, терпит унижения, плеть и страпон. Золотой дождь и анал закрепляют его подчинение в их БДСМ отношениях.
Всё началось с того, что я попал в лапы к Ирине. Живём в одном доме, в соседних подъездах. Она старше меня лет на десять, где-то под сорок, но выглядит так, что мужики голову сворачивают. Высокая, фигура — как с картинки: грудь четвёртого размера, талия узкая, попа круглая, упругая, ноги длинные, как у модели. Лицо красивое, но строгое: скулы высокие, губы полные, всегда накрашены алым, глаза тёмные, с длинными ресницами, будто взглядом придавить могут. Волосы чёрные, до поясницы, обычно собраны в тугой хвост, но когда распускает — как водопад. Одета всегда с иголочки: то кожаная юбка, то платье обтягивающее, а каблуки такие, что цокот по паркету слышен за километр. Ирина — женщина, от которой не сбежишь. И я не сбежал.
Всё закрутилось случайно. Как-то раз помог ей донести сумки из магазина, слово за слово, пригласила на кофе. Я тогда ещё не знал, во что вляпался. За кофе она смотрела на меня так, будто уже всё решила. Через неделю я был у неё дома, на коленях, с ошейником на шее. Ирина оказалась не просто женщиной, а госпожой с большой буквы. Любит власть, любит, когда мужик у её ног ползает. А я… я, похоже, для этого и родился. Мне двадцать семь, обычный парень, не качок, но и не задохлик. Рост средний, волосы русые, короткие, лицо, говорят, симпатичное, с лёгкой щетиной. Но рядом с ней я чувствую себя мелким, будто она меня насквозь видит. И это заводит.
В тот вечер я, как обычно, пришёл к ней после работы. Дверь открыла в чёрном кожаном корсете, который еле сдерживал её грудь, и короткой юбке, из-под которой выглядывали кружевные чулки. На каблуках — шпильки, сантиметров двенадцать, не меньше. В руке — стек, тонкий, чёрный, которым она любит постукивать по ладони, когда чем-то недовольна. Я сразу понял: сегодня будет жёстко.
— Раздевайся, пёс, — бросила она, даже не глядя на меня. Голос низкий, с хрипотцой, от которого по спине мурашки. — И на колени. Живо.
Я скинул шмотки в прихожей, оставшись голым. Член уже начал вставать, хотя я старался себя держать в руках. Ошейник, кожаный, с металлическим кольцом, лежал на тумбочке. Надел его, защёлкнул, опустился на четвереньки. Пол в её квартире — ламинат, холодный, колени сразу заныли. Ирина подошла, цокая каблуками, и встала надо мной. Я чувствовал её запах — смесь духов, кожи и чего-то ещё, её собственного, от чего башню сносит.
— Работай, сука, — рявкнула она, ставя ногу мне на спину. Каблук впился в кожу, не до крови, но чувствительно. В руку мне сунули тряпку. — Полы драить будешь. И чтоб блестело, понял? А то продам тебя в бордель. Будешь там под мужиками стонать, сперму глотать. Хочешь, чтоб тебя по кругу пустили?
— Нет, госпожа, — пробормотал я, чувствуя, как лицо горит. — Буду послушным…
Но она уже завелась. Глаза блестят, губы кривятся в усмешке. Любит она это — унижать, давить, смотреть, как я ломаюсь под её словами.
— Послушным? — переспросила, наклоняясь ближе. Дыхание её коснулось уха. — Да ты и так шлюха, Димка. Я тебя бабам отдам, которые любят таких, как ты, размазывать. Будешь им жопы вылизывать, трусы стирать зубами. А они тебя плётками сечь будут, за волосы таскать, в зад страпоном драть, пока дырка твоя не станет как у бляди. Нравится, пёс?
Я молчу, только тряпкой по полу вожу, стараюсь не смотреть ей в глаза. Но она не отстаёт. Хватает меня за ошейник, тянет к дивану. Лицо моё оказывается у её бёдер, юбка задрана, трусов нет. Пизда её — гладкая, выбритая, уже мокрая, пахнет так, что член мой дёргается. Она раздвигает ноги, хватает меня за волосы и прижимает к себе.
— Лижи, тварь, — шипит, вдавливая моё лицо в её промежность. — Работай языком, или кожу с тебя сдеру.
Я начинаю лизать, медленно, осторожно, пробуя её вкус. Солоноватый, горячий, с чем-то необъяснимо терпким, но уже привычным. Язык скользит по клитору, губам, ныряет глубже. Она стонет, сжимает мои волосы сильнее, бёдра её дрожат. Я знаю, что надо делать — она любит, когда я не тороплюсь, когда дразню, но не даю ей кончить сразу. Кружу языком вокруг клитора, то ускоряюсь, то замедляюсь, чувствую, как она течёт, как смазка капает мне на подбородок. Минут через десять она задыхается, стонет громче, а потом резко отталкивает меня.
— На пол, мразь, — рычит, и я падаю на спину. Ламинат холодит кожу, но мне не до того. Ирина сбрасывает корсет, юбку, остаётся в одних чулках и туфлях. Тело её — как из порно: грудь тяжёлая, соски тёмные, твёрдые, живот плоский, бёдра широкие. Она встаёт надо мной, расставив ноги, и смотрит сверху, как на мусор.
— Проси, чтоб я тебе в рот нассала, — говорит, и голос её дрожит от возбуждения.
Я сглатываю, сердце колотится. Знаю, что не отвертеться. Она это любит — метить меня, показывать, кто тут главный.
— Пожалуйста, госпожа, позвольте мне… — начинаю я, но она перебивает:
— Не так, сука! Кричи, умоляй!
— Госпожа, умоляю, нассыте мне в рот! — ору я, чувствуя, как унижение жжёт изнутри. Но член стоит, как кол, и она это видит. Усмехается, присаживается чуть ниже, и тёплая струя бьёт мне в лицо. Пахучая, солёная, течёт по щекам, шее, груди. Я закрываю глаза, стараюсь дышать ртом, но она направляет струю туда, и я захлёбываюсь, кашляю. Она смеётся, а потом встаёт, вытирает себя салфеткой и швыряет её мне на лицо.
— На четвереньки, пёс, — командует, и я повинуюсь. Моча стекает по спине, капает на пол. Ирина берёт плеть — многожильную, кожаную, от которой кожа горит, как от огня. — Говори, будешь послушным?
— Да, госпожа, буду, — стону я, а она хлещет меня по спине. Удар жгучий, я вздрагиваю, но держусь. Ещё удар, ещё. Кожа пылает, но я знаю: если начну скулить, будет хуже.
— Любимая моя, да? — шипит она, и плеть снова опускается. — Повтори, тварь!
— Да, любимая, буду послушным, — хриплю я, корчась от боли. Она бьёт ещё пару раз, а потом бросает плеть на диван. Я слышу, как она роется в ящике, и сердце замирает. Знаю, что сейчас будет.
Ирина возвращается с фаллосом — чёрным, силиконовым, сантиметров двадцать пять, с ремнями. Пристёгивает его на бёдра, смотрит на меня с усмешкой. Подходит сзади, плюёт мне на анус, растирает пальцем. Я вздрагиваю — её палец тёплый, но двигается уверенно, проверяет, готов ли я. Анус расслаблен, чистый, обработан смазкой, я знал, что она это любит. Она хмыкает, довольная, и приставляет фаллос к моей заднице.
— Расслабься, шлюха, — бормочет, и начинает входить. Ощущение странное — давление, лёгкая боль, но я привык. Она двигается медленно, давая мне время. Когда фаллос входит полностью, я чувствую, как ягодицы упираются в её лобок. Она стонет, начинает двигать бёдрами, как мужик, насаживая меня. Каждый толчок — как удар, но боль уходит, сменяется чем-то другим, тёплым, глубоким. Она шлёпает меня по ягодицам, тянет за ошейник, осыпает ругательствами.
— Сука, бери глубже! — рычит, ускоряясь. — Ты моя дырка, понял? Моя шлюха!
Я стону, не в силах ответить. Член мой стоит колом, болтается в оздухе, кончить нет возможности — она запрещает без приказа. Её движения становятся резче, основание фаллоса давит на её клитор, и я чувствую, как она дрожит. Минут через пятнадцать она кончает — громко, с хриплым криком, вцепившись мне в бёдра. Останавливается, тяжело дыша, но фаллос не вынимает.
— Не смей мыться, пёс, — говорит, похлопывая меня по щеке. — Должен пахнуть мной. Понял?
— Да, госпожа, — шепчу я, а она снимает фаллос, бросает его на пол и уходит, покачивая бёдрами. Я остаюсь на коленях, мокрый, униженный, но, чёрт возьми, довольный. Она знает, как меня сломать, и я это люблю.
Но это был только начало. Ирина не из тех, кто останавливается на одном. Через час она вернулась, уже в халате, но всё с той же хищной улыбкой. Села на диван, закинула ногу на ногу, поманила меня пальцем.
— Ползи сюда, тварь, — сказала, и я пополз, чувствуя, как пол холодит колени. — Хочу, чтоб ты мне пятки лизал. И не просто лизал, а с душой, понял?
Я кивнул, опустив голову к её ногам. Пятки были гладкими, ухоженными, с лёгким запахом крема. Я начал лизать, медленно, стараясь угодить. Она смотрела сверху, потягивая вино из бокала, и время от времени пинала меня носком, если ей казалось, что я ленюсь.
— Ты вообще понимаешь, какое тебе счастье? — говорила она, крутя бокал в руке. — Ползать у моих ног, лизать их, как собака. Другие бы за это всё отдали, а ты, неблагодарная тварь, ещё и рожу кривишь.
Я не кривил, но спорить не стал. Лизал, пока язык не онемел, а она, довольная, откинулась на спинку дивана. Потом вдруг встала, скинула халат — под ним, конечно же, ничего не было. Села обратно, раздвинула ноги.
— А теперь сюда, — кивнула на свою промежность. — И чтоб я кончила быстро, а то плёткой отхожу.
Я прильнул к ней, чувствуя знакомый вкус. Работал языком, как она любит — то быстро, то медленно, дразня клитор, ныряя глубже. Она стонала, теребила мои волосы, направляла. Кончила минут через десять, сжав мои уши бёдрами так, что я чуть не задохнулся. Оттолкнула, вытерла себя моими волосами и рассмеялась.
— Хороший пёс, — похвалила, похлопав по щеке. — А теперь в угол. Будешь там стоять, пока не разрешу двигаться.
Я встал в угол, как она велела, лицом к стене. Член болел от напряжения, но я знал: тронуть себя нельзя. Она это заметит, а наказание будет жёстким. Слышал, как она ходит по комнате, наливает себе ещё вина, включает музыку. Час, два — не знаю, сколько прошло. Ноги затекли, спина ныла, но я не смел пошевелиться. Наконец, она позвала:
— Иди сюда, тварь.
Я обернулся. Она лежала на диване, голая, с ленивой улыбкой. В руке — тот самый фаллос, уже пристёгнутый.
— На колени, — скомандовала. — И жопу выше.
Я повиновался, чувствуя, как сердце колотится. Она смазала фаллос гелем, холодным, липким, и приставила к моему анусу. Вошла резко, без подготовки, и я застонал от боли. Но она не остановилась, начала двигаться, глубоко, ритмично. Боль быстро сменилась удовольствием, я чувствовал, как фаллос заполняет меня, как её бёдра шлёпают по моей заднице. Она ругалась, шлёпала, тянула за ошейник, а я стонал, теряя себя.
— Шлюха моя, — шептала она, наклоняясь к моему уху. — Будешь служить мне вечно, понял?
— Да, госпожа, — хрипел я, чувствуя, как её движения ускоряются. Она кончила ещё раз, а я остался на грани, не смея просить о разрядке. Она вытащила фаллос, бросила его на пол и ушла в душ, оставив меня на коленях.
Так и живём. Я — её пёс, её тварь, её шлюха. И мне это нравится. Ирина знает, как держать меня в узде, как ломать и строить заново. И я жду каждого её зова, каждой её команды, зная, что она снова уведёт меня туда, где нет ничего, кроме её власти и моего подчинения.