— С сегодняшнего дня — без рук, — бросил он мне, прежде чем я успела к нему прикоснуться. — Руки за спину. Только рот. Покажи, как ты любишь своего братика.
Моё сердце упало куда-то в пятки. Руки давали мне хоть какую-то опору, контроль. Но спорить я не посмела. Я завела руки за спину, сцепила пальцы и, сделав глубокий вдох, наклонилась к его торчащему из штанов члену.
Сначала я просто облизывала его с наслаждением, чувствуя солёный вкус кожи, проводя языком по всей длине, от основания до тугой, бархатистой головки. Он тихо стонал, положив руки себе на затылок, наблюдая сверху, как я работаю. Потом я широко открыла рот и, расслабив челюсть, принялась медленно насаживаться на него.
Неделя после того случая пролетела как один сплошной, густой и сладкий туман.
Школьные уроки, болтовня с подругами — всё это отскакивало от сознания, не задерживаясь в нём ни на секунду. Мои мысли были заняты другим, единственным и навязчивым воспоминанием: как его член — невероятно огромный, обжигающе горячий, с пульсирующей головкой — лежал у меня в ладонях. Я снова и снова прокручивала в голове, как бархатистая, натянутая кожа скользила под моими пальцами, как он вздрагивал всем стволом в момент кульминации, выплёскивая на меня густые, тёплые струи. Я ловила себя на том, что непроизвольно трогаю себя через джинсы, едва мысли уносились в ту сторону, и по всему телу разливалось стыдное, но возбуждающее тепло. Остановиться было невозможно.
Макс вёл себя так, будто ничего особенного не произошло, но теперь я постоянно ловила на себе его тяжёлые, изучающие взгляды. Мы сталкивались на кухне за чаем или в узком коридоре, и его взгляд, уже без капли прежней злости, скользил по мне с молчаливым любопытством и каким-то глубоким, знающим ожиданием. Он видел мою растерянность, мою пойманную на крючок похоть и, казалось, прекрасно знал ей цену.
И он не ошибался.
В одну из тех пятниц, когда родители уехали на дачу до воскресенья, он перегородил мне дорогу в коридоре. Не грубо, а как бы случайно, облокотившись плечом о косяк моей двери, заполнив собой всё пространство.
— Алён, зайди ко мне на минуту. — Его голос был низким, без повелительных ноток, но и не допускающим возражений. — Поговорить надо.
Сердце испугано колотилось где-то в пятках. Я лишь кивнула, не в силах вымолвить и слова, и поплелась за ним, как загипнотизированная.
В комнате брата пахло им, как бы глупо это ни звучало, — смесью недорогого одеколона, свежего пота и чего-то неуловимо мужского, острого. Он щёлкнул замком, закрывая дверь, прошёл к кровати и развалился на ней, устроившись поудобнее. Молча смотрел на меня несколько томительных секунд, давая опомниться или собираясь с мыслями. Потом хмыкнул, уголок его рта дрогнул в лёгкой усмешке.
— Ну что, вспоминаешь? — спросил он прямо, без обиняков, его глаза буравили меня насквозь.
Я почувствовала, как горит лицо, и опустила взгляд, но он сам собой упёрся в выпуклость на его свободных спортивных штанах. Даже через ткань угадывалась солидный, внушительный бугор. Я сглотнула комок в горле.
— Вижу, что вспоминаешь, — он ухмыльнулся шире, поймав мой взгляд, и положив руку на пах. — Я же не слепой, чтобы не замечать, как ты на меня косишься. Уставишься бывало, а потом вспыхнешь, словно перед всем классом твой дневник показали.
— Я не… — попыталась я запищать, но голос предательски сорвался в шепот.
— Не ври. Мне, кстати, это нравится. И тебе — тоже, я вижу. Но тут есть одна проблемка. — Он откинулся на руки, и мышцы на его груди напряглись. — То, что у меня между ног, не для таких неопытных девочек, как ты. Ты его в руках-то еле удержала. А представишь, что будет, если он окажется в тебе? Просто порвёт нахуй. И спереди, и, тем более, сзади. Больно будет до потери пульса. А я не хочу тебе делать больно. По крайней мере, так.
От его грубых, откровенных слов по моей коже побежали противные и одновременно сладкие мурашки, а между ног предательски захлюпало, стало тепло и влажно. Я стояла, вся сжавшись, парализованная этим развратным и пугающим монологом.
— Поэтому, — Макс потянулся к прикроватной тумбочке и распахнул её. — Приобрёл для тебя кое-что. Для тренировки.
Он выложил на одеяло две картонные коробки. Из одной он извлёк реалистичный силиконовый фаллос, с тщательно проработанными венами и мошонкой, сантиметров пятнадцать в длину и очень солидный в обхвате. Рядом он положил второй — он был ещё больше, толще, агрессивнее по форме, с рельефными бугорками. Мой взгляд в ужасе и восхищении перескакивал с одного на другой, а потом снова на его ширинку. Он поймал это движение и коротко усмехнулся.
— Это чтобы ты не обалдела сразу и не сбежала. Вот, — он ткнул пальцем в первый, поменьше. — С него начнёшь. Будешь тренировать свою киску. Чтобы привыкла как следует растягиваться. А потом, — он перевёл палец на второго монстра, — перейдёшь на него. И… другую дырочку тоже. Обе надо подготовить. Чтобы были готовы принять. Поняла меня?
Я лишь кивнула, не отрывая от них глаз. Сама мысль о том, чтобы засовывать эти чудовищные штуки в себя, сводила с ума. Пугала до дрожи в коленках и в то же время дико, до тошноты возбуждала.
— А сейчас, — его голос внезапно стал тише, ниже и гуще, налился тёмным мёдом, — подойди сюда. Пора отрабатывать аванс. Хочу посмотреть, насколько далеко зашло твоё желание за неделю ожидания и грязных фантазий.
Он медленно, почти лениво взялся за пояс штанов. Ткань сползла, и его член, уже наполовину возбуждённый, тяжёлый и внушительный, вывалился наружу. Таким, каким я его и запомнила — огромным, с рельефными синими венами, пульсирующий живой силой. Он лежал на мощном бедре брата, как орудие, обещающее и боль, и наслаждение.
Я, словно во сне, опустилась на колени перед ним на ковёр. Дрожащими, непослушными пальцами обхватила основание члена. Кожа была невероятно нежной и обжигающе горячей. Я наклонилась и, зажмурившись, губами, почти не дыша дотронулась до бархатистой головки языком. Он был солёным на вкус. Я провела кончиком языка по щели на его конце, пытаясь вспомнить обрывочные сцены из фильмов, и услышала над собой тихий, одобрительный стон.
— Давай, сестрёнка, не бойся. Возьми в рот поглубже, попробуй принять его.
Я послушалась, стараясь расслабить челюсть и горло. Он был таким большим, что сразу упёрся в нёбо, вызвав лёгкий рвотный позыв, но я заставила себя не отстраняться. Его пальцы мягко запутались в моих волосах, не давя и не форсируя, а лишь мягко направляя мои движения. Я начала медленно двигать головой вперёд-назад, стараясь работать и языком: обводила его сочную большую головку, водила по уздечке, чувствуя, как он набухает у меня во рту всё больше и больше, становясь абсолютно твёрдым, как скала. Его стоны становились громче, глубже, рука в моих волосах сжималась чуть сильнее, заставляя ускорять темп.
— Да, вот так… Офигенно, сестрёнка… Глубже, милая, да… — его голос хрипел от наслаждения.
Я чувствовала его мускусный, густой запах, вкус его кожи, слышала его прерывистое, тяжёлое дыхание над своей головой. И сама не поняла, как это произошло, но мне это начало нравиться. Мне нравилась эта странная власть над ним, нравилось, что такой сильный, взрослый и грубый Макс стонет и теряет контроль из-за меня, из-за того, что я сосу ему член.
Он внезапно напрягся всем телом, его бёдра дёрнулись в судорожном порыве.
— Сейчас кончу… — предупредил он хрипло, почти рыча. — Готовься.
Я не стала отстраняться, решив дойти до конца. Через секунду его член мощно, пульсируя, вздрогнул у меня во рту, и густые, тёплые, с специфическим вкусом струи ударили мне по языку и глубоко в горло. Я сглотнула, стараясь не подавиться, и продолжила слабо посасывать его, выжимая последние капли, пока он не отстранил мою голову лёгким движением руки.
Я отползла на пару шагов, вытирая влажные, распухшие губы тыльной стороной ладони. Он сидел, раскинувшись, с закрытыми глазами, на его лице застыла блаженная, немного уставшая ухмылка.
— Неплохо. Уже лучше, чем в прошлый раз. Справилась. — Он открыл один глаз и кивнул на коробки, лежащие на его заляпанном постельном белье. — Бери своё учебное пособие и вали. Начинай тренироваться. Я хочу видеть прогресс. Отчёт — через пару дней.
Я собрала обе коробки, прижала их к груди, как самый ценный в жизни груз, и, не поднимая глаз, выскользнула из его комнаты.
Запершись у себя, я вывалила обоих резиновых монстров на свою постель. Они лежали там, немые, внушительные и пугающие. Я провела кончиками пальцев по прохладной, имитирующей кожу текстуре большего, чувствуя каждую выпуклую жилку, каждый бугорок. Потом взяла в руки того, что поменьше. Он был всё равно больше и толще всего, что уже успело побывать в моей пиздёнке. Ручки, маркеры и рукоятки расчёсок – это был максимум, что я себе позволяла до сих пор. А ведь в классе уже все девчонки лишились девственности с парнями! А мне… походу придётся лишиться её с дилдаком. Но я была совсем не против, ведь от одной только мысли о том, что после этого меня трахнет родной брат своим потрясающим членом, все сомнения улетучивались прочь.
Достав из картонной коробки баночку с прозрачным, скользким лубрикантом, я с дрожащими руками выдавила обильную, блестящую порцию на кончики пальцев. Лёгкая, почти ментоловая прохлада заставила меня вздрогнуть. Сердце колотилось где-то в горле. Я легла на спину, на прохладную простыню, спустив ноги с края кровати и широко раздвинув их, обнажая себя — свою гладкую, совсем юную киску, которая сейчас должна была перестать быть такой уж юной.
Я задержала взгляд там, внизу, на едва приоткрывшихся нежных розовых складках, скрывавших мою самую главную, интимную тайну. Девственность. Та самая физическая преграда, о которой так много говорили в школе шепотом и которая сейчас должна была пасть. Не под напором первого возлюбленного в романтической обстановке, а под холодным, резиновым натиском учебного пособия, купленного родным братом.
Сначала я коснулась себя пальцами, уже смазанными скользкой прохладой. Осторожно, почти несмело, я стала готовить себя, разминать напряжённые мышцы, водить кругами вокруг самого чувствительного места, пока по телу не побежали знакомые мурашки, а внутри не заныло глухое, нетерпеливое желание. Я была уже мокрая, но от страха и ожидания чего-то совершенно нового тело сжималось.
Набравшись смелости, я взяла в руку меньший из двух фаллосов. Но небольшим он казался лишь со стороны и по сравнению с достоинством Макса. Но теперь, держа его в руках перед собой, он показался мне просто гигантским, невероятно толстым и длинным. Я щедро обмазала его лубрикантом, от чего холодная резина стала скользкой и ещё более чужой. Поднесла упругий, гладкий наконечник к своему уже мокрому, пульсирующему входу.
Осторожно, с лёгким нажимом, я начала вводить его. Сразу стало тесно, непривычно и… больно. Тупая, давящая боль сопротивления. Я зажмурилась, перестала дышать и мысленно позвала его на помощь — представила Макса, его перекошенное от наслаждения лицо, его низкий, хриплый голос у меня над головой: «Давай, сестрёнка, не бойся, ты справишься…»
С новым усилием я надавила сильнее.
Раздался тихий, влажный звук на грани слышимости, но хорошо ощущавшийся в глубине, и внутри что-то коротко и резко оборвалось — тонкая перепонка, хранившая мою невинность, поддалась и разорвалась. Острая, жгучая боль на мгновение пронзила меня насквозь, заставив тихо вскрикнуть и выронить дилдо из ослабевших пальцев. На простыне осталось алое, робкое пятнышко — доказательство того, что я теперь не девственница. Я лежала, тяжело дыша, чувствуя внутри ноющую, саднящую пустоту и лёгкое головокружение.
Боль постепенно отступала, сменяясь странным, совершенно новым ощущением свободы и глубокой, пульсирующей пустоты одновременно. Мне снова захотелось той наполненности. Дрожащей рукой я снова взяла дилдо, с небольшим следом крови, и, смазав его снова, с ещё большей решимостью поднесла ко входу.
На этот раз он вошёл легче, глубже, упираясь во что-то мягкое и податливое внутри. Резиновая плоть растягивала меня изнутри, и первоначальная боль окончательно сменилась странным, глубоким, нарастающим удовлетворением. Я начала двигать им — сначала робко, потом смелее, находя свой ритм. Внутрь и обратно, внутрь и обратно. Пока не смогла ввести до самого основания. Каждый раз, когда он достигал самой глубины, по моему телу пробегала судорога сладостного предвкушения.
Я представила, что это не холодная резина, а его настоящий, живой, горячий член. Что это его руки на моих бёдрах, его дыхание на моей шее. Эта мысль зажгла меня изнутри. Я ускорила движения, мои бёдра сами начали встречно плыть навстречу игрушке, глубже насаживаясь на неё. Внутри всё горело от трения, а в низу живота заклубился тугой, горячий комок наслаждения. Я застонала, уже не сдерживаясь, и одной рукой потянулась к клитору, чтобы усилить нарастающие ощущения. Оргазм накатил небывалой волной
Глядя на этот резиновый член, исчезающий в моём теле, я мысленно уже бралась за следующего, большего. Я усердно готовила себя, растягивала, училась принимать. Всё ради одной цели.
Чтобы ему понравилось. Чтобы он захотел прийти. Чтобы однажды он вошёл в меня сам и ахнул от того, насколько я уже подготовлена, и чтобы эта холодная резина навсегда осталась лишь воспоминанием.
***
Проснулась я от ноющей, глухой боли в самом низу живота. Она была не острой, а тёплой, саднящей, напоминающей о вчерашнем вторжении. Я потянулась, и по телу пробежала странная смесь ощущений: лёгкая болезненность и… пустота. Чувство, будто что-то должно было быть внутри, а его нет. Эта пустота зудела, требовала заполнения, и мысль о холодной резине заставила меня сглотнуть. Вчерашний стыд куда-то ушёл, растворился в утренней расслабленности. Его место заняла навязчивая, почти одержимая идея — повторить. Сделать это снова. Лучше, глубже, смелее.
Следующие несколько часов я провела в лихорадочном ожидании. Ждала, когда Макс уйдёт из дома, притворяясь за завтраком обычной сестрёнкой, хотя мне казалось, что он всё видит и знает по моему горящему лицу и неспособности встретиться с ним взглядом. Наконец, он ушёл, хлопнув дверью.
Сердце заколотилось. Я почти побежала в свою комнату, к тайнику под кроватью. Я достала коробку. Меньший дилдо, мой «учебник», лишивший меня невинности. Я взяла его в руки. Резина была холодной. Я быстро согрела её в ладонях, словно живое существо, нуждающееся в ласке.
На этот раз я не просто легла на спину. Я экспериментировала с позами. Лежала на боку, подтянув колени к груди. Пыталась лечь на живот. Искала тот самый угол, который причинял бы меньше боли и приносил больше того смутного, глубокого удовольствия, что я успела почувствовать вчера.
Процесс был медленным, методичным. Я училась прислушиваться к своему телу. Сначала — только пальцы, обильно смазанные, готовя путь. Потом — наконечник игрушки. Я вводила его медленно, миллиметр за миллиметром, задерживая дыхание, стараясь расслабить напряжённые мышцы, которые сами собой сжимались в ответ на вторжение. Боль была, но уже знакомая, предсказуемая. И за ней всегда следовала та самая, желанная наполненность.
Я начала двигать им, уже не так робко. Поступательные движения не требовали никаких особых умений и получались сами собой. Звук был влажным, пошлым, и он заставлял меня краснеть, но не останавливаться. Я закрывала глаза и представляла не абстрактного Макса, а конкретные детали: шрам на его сгибе локтя, капли пота на висках, то, как набухают вены на его руках, когда он сжимает кулаки. От этих мыслей внутри всё закипало, и движения становились быстрее, увереннее. Я уже сама знала, как и куда нужно наклонить игрушку, чтобы внутри всё приятно ныло.
Я делала это тайно, приглушив звук телевизора, вздрагивая от каждого скрипа за дверью. Боялась, что он вернётся и услышит. Но в то же время какая-то новая, тёмная часть меня жутко хотела, чтобы он вошёл и увидел. Увидел, как его сестрёнка, лёжа в потной постели, трахает себя резиновым членом, думая о нём.
Наступил вечер. Боль почти утихла, сменившись лёгкой приятной усталостью в мышцах. Но пустота никуда не делась. Она стала навязчивой идеей. Я лежала и смотрела на коробку, где лежал второй фаллос — большой, грозный, следующий уровень. И тут мой взгляд упал на меньший дилдо. И на баночку с лубрикантом.
Мысль пришла внезапно, отчаянно и грязно. Макс сказал: «…и другую дырочку тоже. Обе надо подготовить». Он имел в виду потом. Но почему не сейчас? Почему бы не попробовать сегодня? Завтра я могу струсить. А сегодня… сегодня я всё ещё нахожусь в странном, раскалённом состоянии между болью и одержимостью.
Руки сами потянулись к баночке. Я выдавила ещё больше смазки, чем в первый раз. Очень много. Всё должно пройти без боли. Я должна справиться. Я перевернулась на живот, подложив под себя подушку, приподнимая таз. Мне было дико стыдно от этой позы, от того, что я делаю. Я чувствовала себя животным. Но это только подстёгивало.
Одной рукой я раздвинула себе ягодицы, обнажая совсем другую, маленькую, тугую и нетронутую дырочку. Кончик пальца, щедро смазанный, коснулся её. Кольцо мышц резко сжалось, отказавшись пускать даже это. Я заставила себя дышать глубже, расслабиться. Давление усилилось. Было странно, непривычно, почти больно. Но я продолжала.
Минута, другая… И кончик пальца медленно, преодолевая упругое сопротивление, проскользнул внутрь. Я задохнулась от неожиданного ощущения. Это была совсем не та боль, что вчера. Это было глухое, давящее распирание, непривычное и пугающее. Но, парадоксальным образом, снова возбуждающее.
Я проделала ту же работу, что и днём: осторожно, медленно, приучая тело к новому ощущению. Палец, потом два. Растягивая, готовя путь. Потом я взяла меньший дилдо — тот, что лишил меня девственности. Щедро полила его лубрикантом. Сердце колотилось, как бешеное. Я снова приняла ту же унизительную позу, раздвинула ягодицы и поднесла упругий резиновый наконечник к своему анальному отверстию.
Давление было гораздо сильнее, чем с пальцем. Мышцы отчаянно сопротивлялись, не желая пропускать ничего большего. Я представила слова Макса, его грубый тон, словно он давал мне наставления: «Много смазки. Медленно. Никаких резких движений».
Я надавила. Медленно, с постоянным, упрямым усилием. Боль снова стала острой, режущей. Я закусила губу, чтобы не закричать, и представила его лицо. Его одобрение.
И случилось. Резиновый кончик с неприличным, влажным чмоком раздвинул тугое мышечное кольцо и проскользнул внутрь. Боль пронзила меня, заставив взвыть в подушку. Я замерла, тяжело дыша, чувствуя внутри себя инородное тело, распирающее меня совершенно по-новому, дико и неестественно.
Но я не вытащила его. Я лежала, привыкая к этой новой, шокирующей наполненности. И снова, как и вчера, боль понемногу отступала, уступая место чему-то другому. Ощущению запретности, порочности, полной власти над своим телом и… готовности к нему.
Я пролежала так несколько минут, не двигаясь, просто чувствуя. Потом осторожно, снова преодолевая боль, вытащила дилдо. На простыне не было крови, только обильная смазка. Но я знала, что барьер преодолён. Первый шаг сделан.
Я убрала всё под кровать, свернула испачканное бельё и закинула в стиралку, а сама пошла в душ. Стоя под струями воды, я чувствовала лёгкую, саднящую боль в обеих дырочках. И мысленно уже составляла расписание: завтра — вагина часик с дилдо, послезавтра — анал, хотя бы на полчаса.
Учебный процесс был в самом разгаре.
***
Прошло восемнадцать дней. Восемнадцать дней, которые растворились в монотонном, сладостном ритме тренировок. Школа, уроки, подруги — всё это стало блеклым фоном, шумом за стеклом, сквозь которое я смотрела на единственную, настоящую реальность: мою комнату, мою кровать и две картонные коробки, хранящие мою тайну и мою цель.
Я превратила это в науку. В строгий распорядок, от которого не отступала ни на день. Утром, перед школой, — короткая, пятнадцатиминутная сессия с малым дилдо. Быстро, словно заряжаясь на предстоящий день. Он входил в меня уже легко, почти без сопротивления, влажно и привычно скользя внутрь, заполняя ту самую, вечно ноющую пустоту. Я научилась находить нужную точку, нужный угол, доводя себя до быстрого, сдержанного оргазма, который глухо взрывался внутри, заставляя сжиматься пальцы на простыне. Потом — душ, смена белья, школьная форма и притворство обычной девочки.
Вечером, дождавшись, когда Макс уйдёт к друзьям или засядет у себя под музыку, начиналось главное. Час, а то и полтора, я посвящала тщательной, методичной работе. Смазка, пальцы, медленное, неторопливое введение малого дилдо. Вагинально. Потом — анально. И даже орально! Экспериментировала с позами, с ритмом, с глубиной. Я изучила каждую щель своего тела, включая горло, каждый сантиметр этих резиновых фаллосов, которые стали моими учителями и любовниками.
Но тренировки были не только самостоятельными. Макс несколько раз за эти недели вызывал меня к себе, чтобы, как он говорил, «сестрёнка не заскучала». Он никогда не предупреждал заранее, просто появлялся в дверях моей комнаты и говорил: «Алён, ко мне. Сейчас». И я, с замирающим сердцем и мгновенно намокающей от одного его взгляда промежностью, покорно шла за ним.
Он садился на кровать, смотрел на меня своим тяжёлым, знающим взглядом и просто расстёгивал ширинку. Это был приказ, который не требовал слов. Я уже научилась не трястись так сильно, как в первый раз. Я опускалась на колени между его ног, и мои руки сами тянулись к его члену, который уже был наполовину возбуждён в ожидании моего рта.
Один из таких разов запомнился особенно. Он только что вернулся с тренировки, и от него пахло свежим мужским потом. Он был агрессивнее и нетерпеливее обычного.
— С сегодняшнего дня — без рук, — бросил он мне, прежде чем я успела к нему прикоснуться. — Руки за спину. Только рот. Покажи, как ты любишь своего братика.
Моё сердце упало куда-то в пятки. Руки давали мне хоть какую-то опору, контроль. Но спорить я не посмела. Я завела руки за спину, сцепила пальцы и, сделав глубокий вдох, наклонилась к его торчащему из штанов члену.
Сначала я просто облизывала его с наслаждением, чувствуя солёный вкус кожи, проводя языком по всей длине, от основания до тугой, бархатистой головки. Он тихо стонал, положив руки себе на затылок, наблюдая сверху, как я работаю. Потом я широко открыла рот и, расслабив челюсть, принялась медленно насаживаться на него.
Без рук это было невероятно сложно. Я чувствовала, как он упирается в нёбо, вызывая лёгкий рвотный рефлекс, но я подавила его, заставила горло расслабиться. В конце концов, дилдо побывал и в моём рту уже ни раз, пока я представляла на его месте ствол Макса. Я двигалась вперёд и назад, всё глубже и глубже, пока его член не скользнул в самое горло. Слёзы выступили у меня на глазах от усилия, но я не останавливалась. Я нашла ритм: глубокий заход, задержка, медленный выход, чтобы перевести дух, и снова глубокий заход.
— Да… вот так, сестрёнка… Заглатывай, умница моя… Охуенно… — его хриплый шёпот подстёгивал меня.
Я чувствовала, как он набухает у меня во рту, становясь твёрже и больше. Его пальцы впились в покрывало, бёдра начали непроизвольно дёргаться навстречу моим движениям. Я ускорилась, зная, что он близок. Его стоны стали громче, грубее. Вдруг он резко, почти грубо, вжал мою голову себе в пах, глубоко заходя мне в глотку.
— Глотай! — прохрипел он, и его член стал мощно извергаться у меня во рту, заполняя горло густой, тёплой горьковатой спермой. Я сглотнула, стараясь не подавиться, и продолжала слабо посасывать член, пока его пальцы не разжали хватку в моих волосах.
Я отползла, вытирая слёзы и слюну с подбородка. Он смотрел на меня с одобрением и тем самым хищным блеском в глазах.
— Прогресс есть. Горло тренируй дальше, — это было высшей похвалой. Я возвращалась в свою комнату с чувством гордости и пьянящего позора, вся в его запахе, и тренировалась с ещё большим усердием, чтобы в следующий раз он ахнул.
***
Таким образом, за пару недель боль ушла почти полностью, сменившись навязчивым, глубоким удовольствием. Тело привыкло, поддалось, научилось получать наслаждение от растяжения и заполнения. Но пустота оставалась. Она стала только острее, навязчивей. Она требовала большего.
И очередным вечером я была готова дать ей то, чего она хотела.
Я достала из-под кровати вторую коробку. Большую. Того монстра, что пугал и манил меня все эти дни. Он лежал у меня на ладонях, тяжелый, реалистичный, с грозными прожилками и массивной головкой. По сравнению с ним мой «учебник» казался уже почти игрушечным.
Сердце забилось чаще, но не от страха, а от предвкушения. Я щедро полила его лубрикантом, растирая скользкую прохладу по всей поверхности, пока он не заблестел при свете настольной лампы. Пахло пластиком и синтетической клубникой.
Я легла на спину, закинув ноги повыше, широко разведя бёдра в стороны. Одной рукой я водила круги вокруг клитора, растягивая и подготавливая вход, другая сжимала рукоять большого дилдо. Я была мокрая уже от одной мысли о том, что сейчас произойдет.
— Макс… — прошептала я его имя, закрывая глаза. Это стало моим ритуалом. Запускать фантазию о брате, чтобы тело откликалось лучше.
Кончик, широкий и упругий, уперся в растянутый, податливый вход. Давление. Привычное сопротивление, но уже не болезненное, а лишь напоминающее о том, что внутри меня вот-вот появится нечто новое, большее. Я выдохнула, расслабила таз и мягко, но уверенно надавила.
Он вошел. Не с разрывающей болью, как в первый раз с малым, а с глубоким, потрясающим до самого позвоночника чувством заполнения. Он входил сантиметр за сантиметром, неумолимо и медленно, распирая меня изнутри так, как никогда прежде. Я чувствовала каждую его прожилку, каждую искусственную складку. Казалось, он заполнил собой всё.
Я замерла, наслаждаясь этим шокирующим ощущением полноты. Дышала глубоко и прерывисто, позволяя мышцам принять новый объем. Потом осторожно пошевелила бедрами. Глухой стон вырвался из моей груди. Это было невероятно. Давление на все внутренние точки было таким сильным, что волны удовольствия накатывали сами по себе.
Я начала двигать им. Сначала робко, потом все смелее, находя новый, незнакомый ритм. Рука, сжимавшая основание, работала в унисон с движениями таза. Фантазия разгоралась. Я представляла, что это не я сама, а он. Что это его руки на моих бёдрах, его живот прижимается к моей промежности, его дыхание обжигает мою шею.
— Да, Макс… пожалуйста… — бормотала я в такт движениям, уже ничего не стесняясь.
Оргазм подкрался неожиданно и мощно. Не острый и взрывной, как обычно, а глубокий, долгий, волнообразный. Он прокатился из самой глубины, казалось до кончиков ушей, заставляя всё моё тело содрогнуться в продолжительной, сладкой судороге. Я кричала, вжимаясь головой в подушку, чувствуя, как из меня вытекают струйки смазки и собственных соков на простыню.
Я лежала, тяжело дыша, чувствуя внутри пульсирующую пустоту. Большой дилдо лежал рядом, влажный и горячий от моих внутренностей. Я провела рукой по своему животу, словно пытаясь дотронуться до того места, где только что была искусственная головка.
Учебный процесс вышел на совершенно новый уровень. И я была на шаг ближе к своей цели.
Продолжение следует…